С нажимом, без нажима, с наклоном в сорок пять.
В невзрачную тетрадь я писать старался.
Ужасно волновался, рука едва дрожала,
Когда в чернильницу макала перьевую ручку.
Скобки, закорючки, палочки кривые.
И кляксы завитые всю страницу украшали.
И безмерно огорчали меня, что первоклашка.
И даже промокашки, увы, не помогали.
Вся тетрадь сверкала пятнами чернил.
Слишком молодым я был, многое не понимая,
Что и дорога вот такая ожидает впереди.
На всём жизненном пути, как бы не старался.
Как бы не пытался без ошибок о помарок
Сразу жизнь на беловик писать.
А вспоминать порою тяжко
Те ошибки и проступки, те обидные слова.
И совесть мучает меня порой бессонными ночами.
Обливается слезами душа уж как-то запоздало.
Напрасно хочет отбелить.
Второго раза не прожить.
Да и нет той промокашки,
Чтобы кляксы все убрать
Хоть на йоту, хоть немного.
Это жизни все дорога,
Судьбы невзрачная тетрадь.
Элиан спокойно сидела за столом, перелистывая одну книгу за другой. Она быстро открывала толстые тома, по необходимости сдавала пыль с состарившихся обложек, что-то изучала, искала и принималась к другой книге. Но что же она искала? В конце огромной башни была книга, которая отличалась от остальных книг